О`Санчес - Суть острова
— Да-да, я помню, ты же рассказывала. Ну и что она — готова сдать комнату?
— Готова-то готова, да стремается — обормотов полно, обманщиков хоть ж… ешь, а платить вовремя никто не хочет. Слушай, Сиг, может, ты хочешь переехать?
— Хм… Я думаю.
Роза сначала загорелась новой идеей, но быстро опомнилась и поглядела на Сигорда уже другим, испытывающим взглядом.
— Думай, мне не жалко, но имей в виду: мне бы не хотелось подругу подводить, что вот, мол, кого ты мне сосватала!
— Это понятно. В свою защиту скажу лишь, что не пью и при деньгах. — Сигорд вынул из кармана небольшую «котлетку» червонцев, заранее приготовленную на тот случай, если разговор окажется похожим на дело. Он, правда, имел в виду совсем другое направление беседы, связанное с куплей-продажей всякого разного барахла, но… Дорого снимать комнату, квартиру, да, а все же деньги целее будут в отдельном жилище под замком. Целее. Не раз и не два мучил Сигорда сон, как возвращается он со свалки под вечер, а на месте дома руины и никаких денег у Сигорда больше нет… Однажды после такого сна попытался он на себе носить все накопленное — еще хуже вышло, сердце чуть не отказало, когда лягавые зачем-то остановили…
— Так это ты сегодня не пьешь, а через день запьешь. Впрочем, все сейчас пьют. Ладно, скажу я ей завтра. А может, ты сам к ней подойдешь, я познакомлю?
— Договорились. Во сколько и куда приходить-то?
— К нам на барахолку. Всего лучше — к пяти. В шесть-то она закрывается, а в пять все еще на месте, кто торгует. А народу мало. Погоди, не собирайся, я еще кофейку заварю…
— Да куда мне! Титус, я смотрю, разоспался.
— Угу. Может, устал, а может оттого, что пьет третий день. Да все равно он кофе не любит, все больше чай. Да молока-то в доме нет, под чай-то, а я на ночь глядя не пойду. А что мы как неродные сидим, давай телевизор включим? Проснется от шума — так и хорошо, ему пора, а то ночью извертится, локтями синяков мне наставит. Ты смотри пока, а я заварю. И не бойся за мотор, я тебе пожиже кипяченой водичкой разведу и будет в самый раз.
Кто же пойдет своей волей из уюта на улицу? Сигорд с удовольствием согласился посидеть еще, покурить, поболтать, похрумкать анисовым печеньицем.
— А это еще кто такой?
— Как кто? Кутон, президент наш.
— Погоди. Какой президент?
— Такой президент, отец нации. Леон Кутон — штопаный гондон, Титус дурачок всегда его так зовет.
— Погоди, погоди, Роза. А Муррагос? Муррагос куда делся?
Роза чуть приглушила звук и заколыхалась в своем кресле, устраиваясь поудобнее, — смеяться над Сигордом. Вдруг опять вскочила — и к плите.
— Да ты чего, Сиг? С ума ты спятил, что ли? Он уже лет десять как помер, Муррагос твой! Вот наш президент. Поначалу-то казалось, что получше будет: арестовывать прежних взялся, порядок наводить, то того, то этого, шишек всех подряд, расстреливать кто воровал, а потом все как прежде покатилось… Ну-ка… Ой, люблю жир со сковородки подбирать, самая вкуснота в нем.
— Хм… Да. Действительно ум за разум заехал. Вот что значит не следить за политикой.
— А кому она нужна, политика твоя? Только задницу ей подтирать. Что, все-таки собрался? Не будешь Титуса ждать?
— Нет, пожалуй. Пойду, пора мне, да и смеркается уже. Пусть себе спит до утра, успеем еще, наболтаемся. Так я завтра подгребу к пяти?
— Я всегда на месте. — Роза промокнула рот оставшимся кусочком хлеба, проглотила его и отошла от плиты. — Увидишь красный такой пожарный щит, почти в центре второго ряда, если от ворот считать, так я возле самого щита, с той стороны, где рулон с гидрантом.
— Найду. Ох, спасибо за стол и прекрасный вечер, Роза! Был очень рад познакомиться.
— Взаимно. — Роза опять бросила в него оценивающий взгляд, но — не женский, внимательный и не больше: и сам он не полыхнул, и Сигорда не вскипятил.
День на исходе февраля все еще долог, но лето уж катится под горку, и чем дальше, тем стремительнее. Ночь исподволь набирает густоту и сырость, и утру, чтобы проснуться побыстрее и оживиться по-летнему, уже необходимо устойчивое безоблачное небо. Вечер вроде бы и не спешит никуда: то надвинется с тучей и скорыми сумерками притворится, то вдруг спрячется куда-то в тень от низкого солнца, но ненадолго… Фонари зажглись. Все. Это значит, что день завершен и что лето в Бабилоне заканчивается.
Поверх одеяла обязательно следует накинуть и покрывало, так теплее. Зимой, по большому-то счету, и три одеяла не помогут, когда батарей нет и сквозняки толщиной с крокодила. Весной — так сяк, перемогся, выдержал, а зиму… очень проблематично. Кости ноют, легкие трещат, утром высунешься из под одеял — уже озноб, а ведь даже не осень. Нет, сейчас-то как раз тепло, воздух мягкий, теплый… Сигорд поудобнее сворачивается под одеялом и покрывалом, чешет ногу, потом поясницу, переворачивается на правый бок, потому что не лежится ему на левом, дышать труднее, когда он на левом боку… Дом тоже вздыхает, вслед за своим постояльцем, и словно бы ерзает, но не суетно, а лениво, пытаясь устроиться поудобнее и заснуть. Сигорд научился слышать и различать все шорохи и всхрипы своего симбионта: дом ведет себя обычно и ничего не подозревает… Человеку довольно быстро удается отогнать от себя все мысли, мечты, опасения и уколы совести, он даже сквозь сон ощущает себя предателем по отношению к дому, но, если подойти к этому с другой стороны…
Дождь. Вот докука: дождь с самого утра. Одно хорошо — водяной метелью хлещет, а не мелкой изводящей слякотью сыплется. Здоровенная жирная туча, осенний привет из Антарктиды, если постарается, способна неделю подряд ходить на головы бабилонцам вот эдакой моросью, выматывать им нервы своим подлым полудождем, испражняться полутуманом, но буйный ливень, такой как сегодня утром — нет: ливень долгим не бывает. Надо ждать. До пяти часов времени полно: хоть спи, хоть песни пой — и еще останется, девать некуда. Сигорд пополнил запасы воды, побрился почище, дважды пересчитал деньги, позавтракал без хлеба, бульончиком одним, — не кушается ему… Вот и завтрак тот же, бессмысленная вещь: к трем часам пополудни — да хоть ты кабана утром сожри — ничего не остается, желудок опять еды просит. Так уж лучше и не напрягаться, перетерпеть, бульончиком сполоснуть кишки — и харэ.
Щели бы придумать чем заделать в потолке, да теперь чего уж… Мысль снять себе комнату так захватила Сигорда, что ему на месте сидеть невмочь, хочется бежать неведомо куда и поторопить события, лишь бы не маяться тут ожиданием. А чердак — да, дыра дырой: ни пожить, ни обустроить… Заходи кто хочешь, убивай, грабь, обыскивай…
Нет! Нечего тут день и утро высиживать, тем более, что и дождь утих.
Дождь прекратился не вполне, просто умерил прыть, и Сигорд побежал «в город», как он это для себя называл, но не просто так, а в легкой нейлоновой куртке с капюшоном, в куртке по карманам — два полиэтиленовых мешка «на всякий случай».
Греть она не грела, куртка, и от дождя спасала не сказать чтобы с ног до головы (сырости перепало и заднице, и переднице), но свои деньги окупала более чем вполне, а обошлась она Сигорду в один талер. Вечером — Сигорд заранее знал это — поясница будет ныть, ноги откровенно болеть, но сейчас белый день на дворе и вроде как не напряжно жить и пошевеливаться… Вот странность: когда пил и жил как в тумане, все болячки были при нем, но словно бы не осознавались, особенно под балдой, а как бросил пить — из организма труха посыпалась, отовсюду, куда ни ткни: зубы, сердце, глаза, печень, руки-ноги, спина… Боже ты мой… Ой, первый раз нагибаться!.. ой, второй. И еще! Истинный клад! Забыв про скрипящую спину, Сигорд согнулся и принялся плотно прочесывать буйные, но уже полегшие травы в заброшенном сквере. Видимо, здесь сымпровизировали пикник на природе: полно огрызков, объедков, бумажек, полиэтилена… И пятнадцать пустых бутылок из под пива! Две коцаных, итого тринадцать, делим пополам — шесть с половиной талеров!
Может быть — хрен со всеми этими свалками, а лучше бутылки собирать? Нет, тяжелы бутылочки…
Сигорд пересчитал вырученные шесть талеров пятьдесят пенсов, спрятал поглубже в специально пришитый карман под мышкой и отдышался наконец.
Во-первых, тяжело таскать стеклянную посуду, которая совсем даже не пластмассовая, руки от нее ломит не шуточно, хотя, может быть, и с непривычки боль. Во-вторых, такие «клады» — не часты. То, что бутылки достались ему — не совсем случайность, ибо он привык рыскать взором по земле, искать что-то такое полезное. Да и знал это место, удобное для распитий, но все равно — не каждый день бывает столь удачным на находки. Далеко не каждый день. В третьих — конкуренты, свои территории стерегущие, не драться же ему с каждым ханыгой? Хотя этот участок быть может и не принадлежит никому… Да и черт бы с ним! Не будет Сигорд бутылки специально собирать! Подвернутся — дело другое, талер к талеру, что называется… Сигорд вдруг остановился и замер под мелким дождем, полный ужаса: одежда! Страшно было наклонить голову и посмотреть на штаны — только что ведь, получаса не прошло, коленками по мокрой траве терся, наверняка зеленые теперь. Ф-фу-ух… Мокрые, но не зазелененные. Следовало немедленно возвращаться и любым способом сушиться, чтобы через три часа… даже меньше, чем через три, быть на барахолке при полном параде.
